Увидел я там себя тамошнего, совершенно не похожего на теперешнего, знающего о счастье и силах человека все, обладающего искусством терять и находить, прожигая жизнь, несущегося по волнам среди пловцов, чьи руки жадно ищут в этом мире что-то устойчивое, за что можно было бы ухватиться, среди мертвяков, тела которых уже начал разлагать трупный яд, держащего в руках звезду, но не ту сверкающую и желанную Звезду, Звезду красивую и прекрасную, далёкую и недоступную, а звезду по имени мерсёдес, холодную и бездушную, близкую и доступную, но дающую больше возможностей, заглушая свою боль, вызывать боль и плач других, не слушая разбивать их сердца. А его мысли, эти живые существа, которые, перестав легко порхать красными бабочками, превратились в тараканов, которые способны и убивать, и возрождать, плодясь, творят его ад, и создают его рай. Слез не было в его тоскливых и несчастных глазах, но ведь Ангелы не могут любить людей.
Увидел я там себя тамошнего, совершенно не похожего на теперешнего, знающего о счастье и силах человека все, обладающего искусством терять и находить, прожигая жизнь, несущегося по волнам среди пловцов, чьи руки жадно ищут в этом мире что-то устойчивое, за что можно было бы ухватиться, среди мертвяков, тела которых уже начал разлагать трупный яд, держащего в руках звезду, но не ту сверкающую и желанную Звезду, Звезду красивую и прекрасную, далёкую и недоступную, а звезду по имени мерсёдес, холодную и бездушную, близкую и доступную, но дающую больше возможностей, заглушая свою боль, вызывать боль и плач других, не слушая разбивать их сердца. А его мысли, эти живые существа, которые, перестав легко порхать красными бабочками, превратились в тараканов, которые способны и убивать, и возрождать, плодясь, творят его ад, и создают его рай. Слез не было в его тоскливых и несчастных глазах, но ведь Ангелы не могут любить людей.